ЛЕГКОЕ, ЛИРИЧЕСКОЕ Вы думаете, я сру, когда на унитазе Я напрягаюсь весь как член-корреспондент Нет, я пишу стихи и в творческом экстазе Выходит из меня не только экскремент Всё, что за день скопил я вовсе не напрасно Включив метаболизм, обдумал и к утру Я выразил в стихах и это так прекрасно И даже черновик, им жопу подотру Нет, в этом ничего порочного не вижу, Ведь многие читают, сидя на толчке, А я крапаю стих, мне это сердцу ближе, Под лёгкое журчание воды в смывном бачке Сливаются в одно и запахи и звуки Гармония чиста и лирики полна Вот я посрал, очко подтёр, напялил брюки И смыла мой продукт стремительно волна Нагляден и весом мой вклад в искусства мира И пусть трепещет зло у бездны на краю Звени моя ватер-клозетовая лира Я белую пою керамику твою. © [B_O_T]anik Ноябрь 2005 Северодвинск
Нормальльно. Работа та же, а платят больше. Я терь в одной конторе в К.В.Имаго. Здесь локального форума нет, поэтому буду пудрить мозги народу на Ахроке.
На что у меня есть сказать: Мозгоклюи Анекдот припомнился мне в лицах Петьке как Чапаев парил майсы: «Мозгоклюи – есть такие птицы! Ты их, Петька, крепко опасайся Вот придешь ты на работу в офис Тупо в монитор глазенки пялить Прилетят, и выклюют гипофиз Чем ты будешь интеллектуалить?» Петька командиру верил слепо В анекдоте этом кончил скверно Но мораль про мозги не нелепа Надо их беречь, и это верно Мозгоклюев много, Петек – тоже Встречи их как пьянки неизбежны И следы остануться на роже Ужасом прикрытые небрежно Жизнь у мозгоклюев не простая Суетна, но все-таки прекрасна Бойся если птиц большая стая Но одна не менее опасна Эти птахи с жадными носами Целят без кнута и без уздечки На следы мозгов под волосами Словно кобели на сучку в течке Жарким днем и вечером промозглым Мозгоклюев обмануть возможно Надо лишь прикинуться безмозглым Это для иных не так уж сложно © [B_O_T]anik Август 2008 Северодвинск
Ломоносовские чтения 2008 Я стоял на площади, думалось великое Мимо шло под мухою поколенье дикое Мой земляк задумчивым в бронзе изувеченный Возвышался разумом птичками увенчанный Сколько было пройдено, стоптано и брошено Понято – не понято, ношено – не ношено Что от нас отколется, и кому достанется Бесполезно плакаться, в пояс низко кланяться Взвешивать величие, рожами не вышли мы Как пришли никчёмными, так и сгинем пришлыми Но не это главное, что ж на долю крыситься Я стою, а памятник надо мною высится Прилетали голуби, поклевали семечко Мишке Ломоносову какнули на темечко За сознанье краешком зацепилось важное Повисело чуточку и сорвалось влажное Скользкое, не схватишься, это только кажется Что легко рифмуется то, что просто вяжется Пропадают истины нами не прочтённые Ветер гладит лысину медному учёному Ну и ладно, в сумерках двор шпаною полниться Птицы спать отправились, день к закату клониться Я до дому, к рюмочке, под торшер с полосками За Михал Василича выпью Ломоносова © [B_O_T]anik Май 2008 Северодвинск
Истеричное Снова встал из-за стола, стих не написав Вроде, как бы слез с толчка, так и не посрав В роще рифм моих давно не стучит топор Знать, опять пора лечит творческий запор А методы никакой, панацеи нет Ждите музу, говорят, вот и весь совет Может мне пойти босым во туманну даль Так, переться далеко, да и ноги жаль Что-то надо бы создать, как-то воплотить Но не штырит и прёт, мать твою итить А иной какой поэт, от же, паразит Плодовитостью своей разум мой разит Он же, гад, строчит пером словно пулемёт Где он, сволочь, для стихов темы-то берёт Вроде, все давным-давно уж сочинено И во всякую фигню, блин, воплощено Нет, поди ж ты, не унять графоманью страсть Не боятся, ни черта в грязь лицом упасть Всяко лыко, да в строку, тащат, как на крест Совесть, ведь, не кислота, душу не разъест Всё стремятся удивить, потрясти народ А на деле-то как раз, все наоборот Нынче нечем восторгать ни себя, ни мир Все за нас уже Вильям написал Шекспир © [B_O_T]anik Август 2009 Северодвинск
1 октября - День музыки Вчера был День Музыки. Я его отметил так: весь рабочий день сочинял отчет, пришлось даже задержаться минут на двадцать. Отчет получился – просто песня. Когда подошел к машине, увидел, что спустило колесо, качал полчаса, напевая под нос бодрящие песни советских композиторов в ритм накачиванию. Ломанулся в шиномонтаж – не успел, оказалось закрыто, получилось лишние четыре такта отлабал за зря. Приехал к дому, там все места заняты. От машин черно как у Листа в партитуре. Пока парковался вспотел как Гергиев за пультом и вдобавок распорол руку об оплетку баранки. Минут десять сдирал эту оплетку голыми руками в истерическом крещендо. Домой зашел, там жена как валькирия: Почему поздно? Где был? Почему за телефон не заплатил? Далее последовал ангармоничный контрапунктный дуэт. Поужинали молча, слушая Венский филармонический оркестр. Потом звонок. Мама, паника, какафонония и сумбур. Вода хлещет, соседей топит, куда звонить, что дела-а-а-ть???. Как Фигаро метнулся к маме спасать. Пока ехал уже морально приготовился ползать по подвалам через паутины и стекловату как Брюс Уиллис в борьбе с мировым злом, вооружившись фонариком и всякими свинговыми междометиями. К счастью опера прозвучала как частушка. Течь устранил на месте, не приходя в сознание. Домой вернулся уже к финалу праздничного дня. Свалился в кровать как метроном с пианинЫ в урну с бездарными нотами. Вся эта симфония происходила на фоне мажорно ушибленного накануне копчика. С Днем Музыки! © [B_O_T]anik Ноябрь 2009 Северодвинск
О! Запузырил инструментал. http://music.lib.ru/editors/b/bronepoez ... 1_emuspetx Послушайте. Мот чо скажите.
Песня про жизнь и прочее такое. Называется "Все объяснения просты" Все объяснения просты Одна судьба - одна интрига Перед любым открыта книга В ней только чистые листы И так не сложно убедить Себя, что можно все с начала Тот пароходик у причала Вернуть, отмыть и побелить И даже хочется любить Так даль светла и небо ясно И всё путем, и жизнь прекрасна Но это чувство может быть Легким как пух, тихим как снег Тонким как шёлк, чистым как свет Острым как боль, хрупким как лёд Горьким как дым, сладким как мёд Все оправдания смешны По зыбким линиям ладони Проковыляет старый пони Его шаги едва слышны За перезвоном шампуров Сквозь ожерелья перекрестков Где шум восторженных подростков И суета иных миров Той грешной молодости цвет Прильнет, не мудрствуя лукаво К огню души своим лекалом И уходя, оставит след Легкий как пух, тихий как снег Тонкий как шёлк, чистый как свет Острый как боль, хрупкий как лёд Горький как дым, сладкий как мёд Все откровения грустны Зачем-то вспомнится однажды Как утоляет солнце жажду В сквозных проталинах весны Зачем-то выведет рука Слова, в которых повториться Как жизнь, которой не напиться Одна заветная строка По закоулкам бытия Она пройдет, где путь не торен И отразившись небом в море Вернется на круги своя Легкой как пух, тихой как снег Тонкой как шёлк, чистой как свет Острой как боль, хрупкой как лёд Горькой как дым, сладкой как мёд (с) [B_O_T]anik Сентябрь 2009 Северодвинск http://music.lib.ru/editors/b/bronepoez ... ija_prosty
Перезаписал в акустике без VSTi. Вроде получилось не плохо. http://music.lib.ru/b/bronepoezd/alb2.s ... y_akustika
Одинокий сон вьетнамской разведчицы Ху Ийа Сэ на коммунальной кухне в Красноярске за четыре дня до ареста накануне ноябрьских праздников Как эдельвейс в предгорьях Альп К земле прижатый лапой лисьей Дрожит в руке лобковый скальп Пропахший реактивной писей Не результат и не исток Двоичность выбора невнятна Промокшей осени листок И трупные не теле пятна Разлившись по снегам страниц Вскипает коброй кока-кола И сквозь задернутость ресниц Гаишник в позе богомола © [B_O_T]anik Октябрь 2009 Северодвинск
Адский смрад Южной Георгии Перелёт можно было назвать идеальным, если бы не толстуха, неудачно оказавшаяся сзади со своими коленями и ёрзавшая там, за спиной, как блохастый хомячок в течке. От чего же это у толстух такие острые колени? «Ладно, зачтём за бесплатный массаж поясницы», – выдвигаясь к трапу, по-христиански стоически подытожил Пал-Палыч Трегубов, капитан СРТМ «Семён Кожемякин», первый день находящийся в долгожданном трудовом отпуске, и в свете этого фактора пребывавший в том самом взъерошенном состоянии духа, какое только и бывает в первый день отпуска. Хотелось источать высокое, обаятельно куролесить и небрежно сорить свежими дензнаками, тем более, что их было. Искромётно, улыбнувшись стюардессе, реющей совершенством у выхода, он поблагодарил её, с каким-то архаичным подвывом, но, ступив на рифлёную резину трапа, подумал: «А что я ей? Она каждый день артиста видит, академика видит, Иштояна видит» - и решительно купировал надвигающуюся фрустрацию плоти, хотя дивное кашемировое пальто и куртуазный кожаный кейс, явно не местной выделки, выдавали в нем человека, который не суетится по-мелкому. Но разве это мелкое – отканифолить стюардессу? Это дело сугубо общественно полезное. А сколько фильмов и иных эстетических недоразумений на эту, затертую пижонскими худсоветами, тему приключилось, обагрив ароматным гумусом кино-культуры скудные почвы народного либидо? Так, увлеченно рисуя светлые образы советских стюардесс в различных рискованных ипостасях, Палыч добрался до зала прибытия московского аэропорта Шереметьево и пошарил глазами по лицам: «Узнаю - не узнаю? А он?» Но тут они встретились взглядами с братом, расплылись в елейных улыбках, с достоинством сикхов приблизились друг к другу, медленно раскрывая объятья, и погрузились в них, как диабетики в кому. Эмоции вонзили по самые вакуоли, разве что слюни не потекли, заставляя по-борцовски прижиматься лбами, заглядывать пытливо в глаза и судорожно трясти за плечи. – Братан! – Братела! – Итить твою мать! – Надолго? – Да, побуду – в общем, полный набор неизбежной вокзальной клоунады. Когда адреналин пошёл на убыль и вербальные конвульсии прекратились, они двинули к выходу, оставив кейс на полу. Пришлось вернуться, вещь, всё-таки. Валентин опрометчиво потащил брата на автобус. - Да, ты что, ошалел, что ли? - раскусил маневр Палыч - Поехали на такси - Дорого ж – робко, но резонно возразил Валентин. - Валентин, "пропащая женщина"! К тебе старший брат приехал, – Палыч поднял указательный палец к небу перед его носом, – Капитан тралового флота! – и сделал ударение на каждой гласной, – А ты его в автобус, хорошо ещё пешком не повёл. Ехали быстро, разговаривали мало, в основном пихались да лыбились. - Ну, так как ты? - На фабрике тружусь, кондитерской. - Всё там же? - Ну. - А я тут вискарика везу, у тебя закуска, какая-никакая, имеется? – на всякий случай спросил Палыч, и как оказалось, не зря. - Сосисок купим по дороге. - Каких сосисок, Валя!? Каких?! - Молочных. - А отчего не пельменей? - Палыч схватил брата за шею и потряс с явным удовольствием. - Так-с! Всё понял. Едем за хавкой. Какой у вас тут гастроном центровой самый? - Елисеевский. - О! Наслышаны. Давай туда. Там Палыч купил гуся. Это было ещё то, невнятное время, когда полиэтиленовые пакеты Wrangler уже перестали быть признаком достатка, а пейджеры пока не появились, но гуся ещё можно было достать. К гусю были прикуплены всякие яблоки, сухофрукты, зелень и ещё бог знает что. Палыч предвкушал, а предвкушения он всегда обеспечивал предметно, чтоб не метаться потом дурным пуделем вдоль забора, а входить чрез золотые ворота под маршевые консонансы удовлетворенного самолюбия. Обожая готовить, он имел в закромах всякое, а к великим праздникам предпочитал птицу по какому-то совершенно изъёбскому финно-угорскому рецепту. Сегодняшний день он именно таковым и считал. Квартира, пробитая радениями высокопоставленного родственника, была хоть и однокомнатная, но самодостаточная, холостяцкая, отчего не шибко опрятная, и в ней вкусно пахло ванилью. Плыч сразу начал хозяйствовать, открыл холодильник и вытянулся лицом, как это часто делают не очень талантливые клоуны. Холодильник под завязку был набит какими-то серебристыми комками. Один тут же выпал и глухо ударился об пол, со звуком, который обычно издает, падая, отрезанная голова в кино. - Это что?! - А это – шоколад, - весело засуетился Валентин, водружая на место выпавший кусок. – А зачем столько? – Ну, так…. Понятно, что он тащил шоколад с работы при каждом удобном случае, Палыч хотел, было, съязвить на предмет покупки ещё одного холодильника, но что-то его прослабило на деликатность, и не стал. Ясно, что тот тоже заполнится шоколадом через месяц. Хотя содержимое холодильника и не воодушевило Палыча, это не повлияло не его готовность сваять очередной шедевр кулинарного зодчества. Ножи пришлось точить, посуду мыть, фартук напоминал маскхалат, зато был настоящий поварской колпак, наверняка тоже стыренный с работы хозяйственным Трегубовым-младшим, которого Палыч назначил в подручные, и взялся за гуся, при этом подробно комментируя сакральный смысл каждой манипуляции, не столько чтобы научить, сколько для придания эпической возвышенности процессу в целом и, особенно, себе в нём. - Ну, ты же кондитер, должен понимать, - щерился Палыч в самых патетических моментах. - Я не кондитер, я наладчик. - Какая, хер, разница, понимать-то должен? Палыч очень хотел, чтобы все было красиво, вкусно и, в общем, достойно. Ведь столько лет не виделись, есть что рассказать-послушать и сделать это надо торжественно, постепенно хмелея, неспешно закусывая и вальяжно выходя на перекуры. Поэтому он откладывал расспросы, болтал не по делу, травил анекдоты, в общем, балагурил, стряпая параллельно. Подготовленный к вложению в духовку гусь, стал красив и ярок как дембель-десантник, где надо был подшит, где надо – подрезан, обложен зеленью и другими аппетитными цветами радуги, украшен аксельбантами майонеза, нашпигован фруктами и лоснился во всех местах. – Ну, как у тебя зажигается эта херня? – спросил Палыч, сумрачно глядя на духовку. – Не знаю, я ей не пользуюсь. – Ясно – пришлось ещё протереть духовой шкаф от вековой пыли. Через некоторое время, сидя на корточках перед открытой пастью духовки с занимающим весь её объём гусем, Палыч перебрасывал спичечный коробок в руках и соображал, как запалить печь. А запалив, сразу закрыл, скинул колпак и потащил брата курить на балкон. Закончив перекур и открыв дверь, они увидели и одновременно унюхали дым, который уже начал заполнять комнату. – "пропащая женщина"! Гусь! Ёп….– братья кинулись на кухню, скользя как собаки по паркету и далеко занося задницы на поворотах. Дело было кисло, но Палыч умел тушить пожары. Действовал четко. Тренировки по борьбе за живучесть не прошли даром. – Моё пальто - на балкон! Быстро! – скомандовал он брату, прежде чем приступил к тушению. Вонь была исключительно тошнотворная, Валентин не выдержал и траванул в туалете, но мало того, она была подозрительно знакома Палычу, где-то он это уже определенно нюхал, но пытаться вспоминать было некогда. Горел явно не гусь. Гусь вообще не горел, он только закоптился и провонял так, что его, конечно, пришлось выбросить. Через полчаса, сидя на мокром полу кухни, Палыч грыз сигарету и проводил расследование, ковыряясь ножом в отвратной черной смеси, которую выгреб из нижней части плиты. Он поглядывал на брата, так, что у того сводило пальцы. В конце концов, Палыч понял, что это было мышиное гнездо. Ещё бы не воняло. – Ну, ты даёшь, Валя! – А я чё? Я откудова знал… – вяло пытался вывернуться Валентин, опустив глаза долу. – «Откудова?» - оттудова, давай, выкидывай это говно и приберемся, а то соседи настучат в ЖЭК, что ты на кухне дохлых скунсов огнём пытаешь. Одеколоны, дезодоранты у тебя есть? – по глазам брата Палыч понял, что тот не знал слова дезодорант. Еще через сорок минут они сидели за скудно накрытым столом в комнате облитой одеколоном «Саша», угрюмо потягивая шотландский вискарь и закусывали шоколадом, отгрызая его от кусков наполовину завернутых в фольгу, точнее наполовину развернутых из неё. Молчали. Симпосион обломился, ванилин подавили клозетные меркаптаны, аннигилирующие в угнетенных рецепторах, силосным натурализмом. Наконец Палыч вспомнил, что хотел общения: – Ну, рассказывай, как поживаешь? – Так, на кондитерской фабрике работаю, - в который раз подавившись интеллектом, ответил Валентин, вгрызаясь в шоколад, и набитым ртом продолжил: - квафный актябь, - неуклюже сглотнул и спросил - а ты как? «Ладно, - подумал Палыч, - работает человек на кондитерской фабрике, и пусть работает», - помолчал ещё немного и, не спеша начал разворачивать персональную Калевалу об эволюции трюмного солярного угара в белоснежный антураж аргентинской портовой экзотики, полной эксцентричных вывертов фортуны, этой одиозной субретки судьбы, бесстыдно гарцующей на шкодливом елдаке случая. И отчего-то ему так сильно захотелось напиться, что аж в мозжечке засвербело. Каковое желание он, собственно, и осуществил дуэтом с непутёвым своим братцем. Уснули они, как сбитые кегли, не раздеваясь, живописно перемазанные шоколадом. Палычу приснилось море. Оно ему часто снилось в силу профессиональной причастности, но на этот раз он определенно знал, куда шёл его отчаянно ржавый траулер. А шёл он в базу на остров Южная Георгия. Палыч знал это абсолютно точно по запаху, который втекал в его сон через колоссальный тектонический разлом головного мозга, заполняя все шхеры унылым недоуменьем, и унося реальность в пене кильватерного следа. Когда-то молодой матрос Паша Трегубов побывал на этом колоритном острове, и запах его впечатался тавром вечности в зыбкое сознание постпубертатного юноши на всю оставшуюся жизнь. Вернее, это был не запах. Это был смрад. Еще и остров-то не показался на горизонте, а вонь уже чувствовалась, ибо на Южной Георгии вытапливали ворвань. Но это еще полбеды, из-за полного отсутствия на острове каких-либо дров, огромные печи топили пингвинами, которых там было просто тьма. Адское это амбре разносилось по округе и было неплохим ориентиром в океане. Но это было давно. Потом китов бить запретили, перестали жечь пингвинов и о старинном промысле теперь напоминают лишь бесчисленные выбеленные скелеты, которыми усеяны все пляжи Южной Георгии. Проснувшись, Палыч не сразу сообразил, почему сон кончился, а вонь осталась. Он встал, привел себя в порядок, оттёр дверные ручки от шоколада, собрался, потому что гостить в первопрестольной ему резко расхотелось, и стал будить брата. Тот был безнадёжен. Его ущербной воли хватило лишь на то, чтобы продрать глаза, буркнуть что-то невнятное на прощанье и уковылять парализованным андроидом в сортир кормить Ихтиандра. Английский дверной замок был груб и краток: - Shit! - Пока - не возражал Палыч, - На обратном пути загляну. Сев в такси, он покосился на водителя, не принюхивается ли тот, потом попросил ехать на Павелецкий и притормозить по дороге у галантереи. – Хорошо, - безразлично хмыкнул водила и включил левый поворотник. © [B_O_T]anik Сентябрь 2010 Северодвинск
"Семь точек божьей коровки" http://alurich.narod2.ru/bronepoezd/ins ... ts_M_s.mp3 © All MIDIola июль 2011 Мурманск Композа записана на интегрированную карточку MacBook. Хост REAPER Drums BFD2 Синт - Omnisphere Бас - LiquidInstrument Пианино - родное от REAPER Гитара - Aria Pro II Проц - BOSS ME-50 VST - родные от REAPER мониторил через наушники audio-technica ATH-A700
Совхозная сага (гильётинизм) Вначале отцом была посажена береза. И она росла, трогательно дрожа набухающими сосочками серёжек. Потом посадили отца за какую-то мелочь. Когда он освободился, береза уже была толщиной с члена союза писателей. На радостях отец решил построить качели, большие, с широкой как задница русской души скамьёй. Качели едва умостились между забором и крыльцом. Теплыми летними ночами он имел на качелях беззаветную свою супругу Люсю и от этого, со всей очевидностью, народился мальчик-сын. Мальчик рос вместе с берёзой и благосостоянием, благодаря которому в глубине двора нарисовался ещё и гараж с мотоциклом. Когда сын был маленьким он играл с соседскими в допрыгнидоберёзыскачелей. Сначала у него не получалось, а когда получилось он пришёл в берёзу головой и решил стать ученым-химиком. Тем более что и имя у него было подходящее — Меньделей, а на лбу теперь красовалось берестяное клише фискалоидного толка. Как-то в осень отец, изрядно нахлобучившись померанцевой, задремал на качелях, простыл и скончался от энфлюэнции, оставив в наследство мотоцикл и неувядающее чувство собственного достоинства. Руководствуясь им, Менделей стал студентом-заочником и разжился коляской для мотоцикла. Коляска актуально требовалась для белых грибов, изобильно произраставших в окрестных кущах. Из них Менделей компилировал дивный конфитюр, который укреплял его веру в будущее. Когда он приторочил коляску к мотоциклу, оказалось, что выехать из двора можно только под качелями. Сломать качели, на которых тебя зачали было бы циничным попранием, посчитал Менделей и процедуру выезда стал осуществлять так: раскачивал качели, потом прыгал в седло мотоцикла и с места проскакивал под взлетевшей скамьёй, в крутом вираже объезжая берёзу, спилить которую, по его мнению, было бы мемориальным вандализмом и надругательством. Ебическая сила! — сказал Менделей, впервые проскочив под качелями, перекрестился левой рукой по католически и поехал за грибами. Со временем на это шоу стал собираться народ и рукоплескать с ликованием. Порой доходило до оваций. Может быть, за эту чкаловскую клоунаду и полюбила его Дуся Филимонова, красавица и "пропащая женщина". Но потом это приелось, обвыклось и как старая засаленная фуфайка повисло в сенях, став затхлой обыденностью. Тем не менее и вопреки, жизнь налаживалась, появились электрические телевизоры и презервативы, космонавты похотливо лыбились с почтовых марок, а империалисты всех мастей бессильно злобствовали, завидуя нашему счастью. Дуська забеременела. Конфитюр, опять же. Так бы всё и шло, покуда не кончилось, но каприз совхозного дзена был эксплозивным шо пездец, фазы попутало и карма рассупонилась. Как всё случилось, никто не видел, а что Менделей гоняет на мотоцикле без головы, заметили не сразу. Только когда он укатал в прошлогодний компост Глашку Савостину, самогонщицу-энтузиастку, бывшую в бытность сексуальной диверсанткой, сельчане попытались принять меры и повыскакивали с расписными ухватами, но вертлявый безголовый мотоциклист еще долго носился по деревне, давя гусей, пока не въехал в пожарный пруд, подняв живописные брызги с золотистыми карасями. Мотоцикл, злобно вскипнув глушителем, сразу утоп, а тело всплыло, широко раскинув руки, но потом, грустно пукнув на прощание, стало медленно погружаться в холодные пучины вечности. Всю ночь в пруду неистово куражились караси, обожравшись конфитюра с газолином. Голову так и не нашли. Вдова опознала труп по татуировкам на руках и ногах «лев» и «прав». Через одиннадцать лет сын Менделея Элвис залез на берёзу и обнаружил в ветвях череп в мотоциклетном шлеме. На лобной кости черепа отчетливо вырисовывалось бензольное кольцо, а внутри уже давно гнездились скворцы, он не стал их беспокоить. ® © [B_O_T] anik ™ сентябрь 2011 Мурманск
Песня "Фапосная" - видеоролик --- Добавлено, 28.04.2014 : Перезаписал свою старую песню "Готовность №2" http://alurich.narod.ru/GotovnostN2.mp3 А здесь с этим шедервом я пытаюсь выиграть айфон, лайкайте если считаете, что заслужил
